Главная
Публикации
Книги
Статьи
Фотографии
Картины
Биография
Хронограф
Наследие
Репертуар
Дискография
Записи
Общение
Форум
Гостевая книга
Благодарности
Ссылки

В. Дельсон. Святослав Рихтер

2. СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ

В Московской консерватории Рихтер поступает в класс профессора Генриха Густавовича Нейгауза. Занятия и общение с одним из самых вдохновенных советских музыкантов-педагогов не могли не оказать благотворнейшего влияния на талантливого юношу. Только тот, кто знает Нейгауза-человека, Нейгауза-художника, а не только пианиста-концертанта, может понять характер этого влияния на музыкальную молодежь. Оно определяется не занятиями или, вернее, не только занятиями Нейгауза со своими учениками. Артистическое обаяние замечательного музыканта, разносторонность его культуры, безупречность вкуса - вот что производило неизгладимое впечатление на всех, кто с ним соприкасался. И еще более - романтическая страстность его. отношения к искусству вообще[1].

Индивидуальные особенности характера и художественных стремлений Рихтера-юноши были благодарнейшей почвой для педагогического воздействия Нейгауза. Я не боюсь сказать, что, пожалуй, еще никогда ни один нейгаузовский ученик так не "гармонировал" со своим учителем (в несколько другом плане это было и с другим его учеником - Э. Гроссманом). Впрочем, Нейгауз занимался с Рихтером, по его же словам, весьма "либерально", придерживаясь в отношении художественных указаний "политики дружественного нейтралитета". Нейгаузу приходилось не столько обучать своего ученика, сколько давать ему советы, делиться соображениями, порой вступать в спор. Требовалась лишь работа - настойчивый труд по овладению вершинами мастерства, то есть точностью образного воплощения, тонкостью нюансировки, блеском виртуозности.

Рихтеру трудно было перестроиться на "студенческую ногу", трудно систематически заниматься пианистическим мастерством, - ведь он еще по-настоящему не занимался им никогда. Успешно выступая с ранее выученными монументальными произведениями не совсем "ученического" репертуара (соната h-moll Листа, фантазия С-dur Шуберта, цикл прелюдий Дебюсси, соната Шимановского), он чувствует себя уже концертантом. Слишком уж легко даются ему курсовые экзамены, занятия в классах камерного ансамбля, аккомпанемента. Слишком велика и разнообразна сфера художественных интересов (да, пожалуй, и способностей), отвлекающая его от усидчивых занятий чистым пианизмом. Мало кто знает, например, о весьма незаурядных способностях Рихтера в области живописи, которой он уделял немало времени и труда[2]; о его способностях в сфере музыкальной композиции. Впоследствии эта разносторонность творческой натуры Рихтера окажется одной из решающих причин, обусловивших его превращение в подлинно большого артиста-художника, музыканта-мыслителя, ибо только большая и разносторонняя творческая личность может быть и большим исполнителем.

Рихтер выступил в консерватории одним из инициаторов организации студенческого кружка для ознакомления с музыкальной литературой и стал его центром и душой. Здесь игрались в четыре и восемь рук[3] все симфонии Малера и Мясковского, а также ряд новинок советской симфонической и фортепьянной литературы, состоялись "вечера" Рихарда Штрауса (опера "Саломея"), Дебюсси (опера "Пелеас и Мелисанда"), ряд вечеров с исполнением опер Вагнера. Кружок провел около ста занятий, прекратив свое существование лишь в 1941 году в связи с военной обстановкой и эвакуацией консерватории. Многие произведения исполнялись Рихтером по партитуре, причем некоторые прямо "с листа". И всегда пианист поражал не только формальной техникой чтения "с листа" (техникой, которой обладает немало музыкантов), но удивительной способностью концертного исполнения "с листа" - тем даром, который был со времен Листа, Рубинштейна и Балакирева присущ очень и очень немногим.

Судьба сложилась так, что Рихтер начал серьезно заниматься собственно пианистическим мастерством сравнительно поздно, лишь после того, как он стал уже почти зрелым музыкантом-художником. В этом - необычность и выгодное отличие его музыкального развития, сравнительно с другими выдающимися музыкантами. Если, например, схематично говоря, Гилельс, будучи сперва преимущественно виртуозом, стал в дальнейшем и ярким художником, то Рихтер, будучи преимущественно художником, стал в дальнейшем и первоклассным виртуозом. Он сам говорит, что по-настоящему начал заниматься как пианист лишь с 1942 года.

Но именно тогда же он стал буквально "осыпать" публику концертами, поражая ее новизной и количеством разнообразных программ. Его игра была вдохновенна, ярка, содержательна, но еще не лишена и отдельных черт надуманности, абстрактности, рационализма. Так, в известной степени недоставало чувства формы в интерпретации первой части бетховенской сонаты "Аппассионата", не без вычурности "заострялись" темпы, в первом "Мефисто-вальсе" Листа, лишена была непосредственности трактовка баллады As-dur Шопена (ритмическая неустойчивость, неоправданные замедления темпа). Исполнение Шопена (за исключением отдельных миниатюр и этюдов, а также "Баркаролы", скерцо Е-dur, баллады f-moll) долгое время удавалось ему несколько меньше.

В первые годы концертной деятельности у Рихтера не все было отшлифовано, технически совершенно и с чисто пианистической стороны. Сказывались быстрота, с которой выучивались произведения, непрерывное обновление репертуара, бесконечная читка с листа. Каждое выступление пианиста вызывало усиленный интерес к нему публики. Но концертанта не оставляли чувство неудовлетворенности, сомнения в правильности трактовки. Он много размышлял о стиле, о приемах выразительности, о качестве звука. Труднее всего было найти равновесие, "меру" соотношения между стихийной экспрессией и логикой исполнительского замысла.

Однако неудовлетворенность исполненным произведением лишь увеличивала настойчивость, возбуждала повышенное стремление преодолеть трудности и во что бы то ни стало добиться желаемого. "Неудача никогда меня не обескураживала. Я не бросал вещь, если она не получалась так, как мне хотелось, - рассказывает Рихтер. - Я продолжал работать над нею и играл ее до тех пор, пока она не получалась".

В 1944 году Рихтер блестяще оканчивает консерваторию[4], уже завоевав популярность выдающегося пианиста с огромным репертуаром и особой склонностью к выступлениям с оркестром и в камерном ансамбле. Характерный штрих его консерваторской биографии: "государственным экзаменом" на окончание был клавирабенд в переполненном публикой Большом зале консерватории. Печать многократно и с интересом отзывается о нем. Правда, восторженно оценивая его дарование и возможности, критика отмечала и некоторую жесткость и абстрактность звука (по словам К. Игумнова и Г. Нейгауза, он даже часто "поколачивал" в те годы), эстрадную "сдержанность", чрезмерную строгость, иногда надуманность трактовки. Но это были отдельные, не основные и отнюдь не характерные частности. Пора творческих поисков подлинного художника была в полном разгаре. Да она и не прекращалась у Рихтера никогда! Не прекратилась она и по сей день - и в этом признак неувядаемой молодости артиста, ибо только в постоянных творческих исканиях зрелость мастера не переходит в академичность. Кстати, это та прекрасная сторона искусства Нейгауза, которая "заражает" почти всех его учеников...

Дальнейшее развитие Рихтера как художника (мы говорим лишь об основных направлениях) пошло в сторону овладения искусством непосредственного выражения, в сторону большего "раскрепощения" в его исполнительстве важнейшего источника и стимула непосредственности - интуиции. Несомненно, те взлеты исполнительского искусства, которые впоследствии стали так характерны для Рихтера и которые, в сущности, и начали придавать его выступлениям особую силу воздействия, явились результатом, с одной стороны, его искрtнней непосредственной увлеченности (полного "вживания в образ") и, с другой - умения всецело скрыть от слушателей регулирующий интеллектуальный контроль.

Виртуозность как таковая, несмотря на ошеломляющие данные и, казалось бы, беспредельные возможности, все же и тогда мало интересовала Рихтера. Даже в моменты сверкающей виртуозной легкости (например, в "Трансцендентных этюдах" Листа, прелюдиях Дебюсси или квинтовом этюде ор. 65 Скрябина) она проявлялась как-то "мимоходом", никогда не выдвигаясь на передний план. Созерцательная лирика, поэзия глубокого драматизма, искусство больших мыслей и страстей все больше и больше становятся центральной сферой его интересов, склонность к произведениям крупной формы - отличительной чертой концертных программ. Наконец, обогащение репертуара относительно редко исполняемыми произведениями и циклами (например, "Фантазия" для фортепьяно, оркестра и хора Бетховена, некоторые сонаты Гайдна и Вебера, соната G-dur Чайковского, все сорок восемь прелюдий и фуг Баха, четыре фуги ор. 72 и марш ор. 76 №2 Шумана, концерт Сен-Санса №5, соната №3 Мясковского, "Пятнадцать венгерских крестьянских танцев" Белы Бартока, пьесы Шимановского и многое другое) вносило своеобразный элемент музыкального просветительства в его концертные выступления[5].

В произведениях, исполняемых Рихтером, не было ничего ради успеха, ничего внешнего, показного[6]. Иногда казалось, что пианист играет не для публики, а для себя - так мало "выигрышных" пьес включал он в свои концертные программы. Да, порой внутренняя затаенная взволнованность передавалась им даже сильнее, чем обнаженность чувствований, горение страстей, пафос драматизма, обычно привлекающие внимание публики. Во всяком случае так было в первые годы его концертной деятельности. И в то же время его интерпретация Шуберта уже тогда восхищала своей непосредственностью ("Большая соната" D-dur, сонаты а-moll, ор. 42, и В-dur, музыкальные моменты, экспромты, фантазия "Скиталец" и многое другое). С удивительным обаянием передавал Рихтер шубертовскую поэзию светлой, скромной, утренней природы, чистоту свежего юношеского чувства.

Его исполнение сонаты h-moll Листа в те годы отличалось больше выявлением философской лирики, раздумья и внутреннего драматизма, чем красочной романтики, демонизма страстей. Соната Листа (так же, как когда-то и у Софроницкого) несколько "растягивалась" Рихтером за счет замедления эпизодов сосредоточенного самоуглубления. Местами исполнение это было спорным, но и в спорности оно захватывало,- настолько уверенной и властной рукой вдохновенного художника создавалась цельная и последовательная концепция. Уже тогда искусство Рихтера было совершенно свободно от подражания "образцам", от шаблона и штампа, и поэтому трактовки его не всегда убеждали с первого раза и подчас не совсем легко.

Бах, Моцарт, Бетховен, Шуберт, Шуман, Лист, Дебюсси - из зарубежных композиторов, Мусоргский, Рахманинов, Прокофьев - из русских, стали излюбленными авторами его программ. Клавесинисты (и в том числе Скарлатти), Шопен, Чайковский, Мендельсон, Брамс, Сен-Санс, Франк, Скрябин, испанские композиторы исполнялись им относительно реже. Стравинского и модернистов он на эстраде не играл.

В конце 1945 года Рихтер принимает участие во Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей в Москве. По своему размаху, количеству участвующих, а также по значению этот конкурс был особо знаменательным событием музыкальной жизни Советского Союза. То был первый конкурс послевоенных лет. Некоторые из участников его недавно вернулись из Советской Армии, пройдя суровую школу Великой Отечественной войны. Во главе инструментальной группы жюри находился композитор Д. Шостакович, а одним из членов жюри был лауреат трех конкурсов Эмиль Гилельс. 29 декабря 1945 года жюри вынесло решение о присвоении звания лауреатов двенадцати участникам. Специальным решением было постановлено создать для пианистов две первые премии и присудить одну С. Рихтеру, а другую В. Мержанову.

[1] В статье, посвященной 70-летию со дня рождения и 50-летию творческой деятельности Г. Г. Нейгауза, Рихтер (совместно с другими учениками Нейгауза - А. Ведерниковым, Э. Гилельсом, Я. Заком и Е. Малининым) писал: "Для всех нас имя Генриха Нейгауза - символ большого искусства: мысли и чувства, которыми он делился с нами, - самое ценное и дорогое руководство на пути художественного совершенствования в искусстве. И каждый наш успех - это благодарность замечательному человеку, художнику, мастеру Генриху Нейгаузу" ("Советская культура" от 24 апреля 1958 г.).

[2] Увлечение живописью было довольно стойким у Рихтера. Об этом интересно рассказывает Нейгауз: "Рихтер, кстати, не только музыкант, но и талантливейший художник, он много рисовал и писал, никогда не учившись профессионально. Некоторые из наших лучших старых художников говорили мне, что если бы он посвятил свою жизнь живописи, то достиг бы в ней того же, той же высоты, какую он достиг в области пианизма. Упоминаю об этом, только чтобы пролить некоторый свет на "тайны" его дарования. Он в такой же степени человек виденяия, как и слышания, а это довольно редкое сочетание" (Генрих Нейгауз. Святослав Рихтер. "Советская культура" от 11 июня 1960 г.).

[3] Обычно совместно с А. Ведерниковым.

[4] С некоторым запозданием - лишь в 1947 г. - Художественный совет консерватории вынес решение о занесении имени С. Рихтера на золотую доску отличия.

[5] Некоторые из указанных произведений исполнялись позже.

[6] В связи с этим хочется напомнить о том, как начинал в период нэпа свою блестящую карьеру талантливейший пианист В. Горовиц. Не без влияния своего ловкого импресарио П. Когана Горовиц первое время выбирал репертуар, прежде всего, ради успеха. И только впоследствии программы Горовица стали весьма содержательными и "независимыми". В противоположность Горовицу и многим другим большим исполнителям, Рихтер сразу же не захотел идти "на поводу" у аудитории, захотел ее "повести за собой". В этом принципиальное отличие его концертного пути. "Девиз деятельности Горовица: успех прежде всего! Девиз Рихтера: прежде всего искусство! Второй девиз включает идею служения народу, первый предполагает идею угождения публике" (Г. Нейгауз. Цит. книга, стр. 232).

Предыдущая глава - К оглавлению - Следующая глава


Обновления

Идея и разработка: Елена ЛожкинаТимур Исмагилов
Программирование и дизайн: Сергей Константинов
Все права защищены © 2006-2024