В. Дельсон. Святослав Рихтер

Советские люди хотят знать о жизни и творчестве лучших представителей музыкальной культуры нашей Родины. Хотят знать о них и за рубежом. Интерес к нашему искусству столь велик, что зарубежные читатели желают "знать все подробности жизни Шостаковича, Улановой, Д.Ойстраха и других наших артистов. Они хотят понять душу наших людей, понять, как они сумели добиться таких блистательных успехов в искусстве", - писал Л. Оборин[1]. Это верно. Мы слишком мало освещаем жизнь и деятельность наших выдающихся исполнителей и, тем самым, недостаточно способствуем осмыслению их искусства, их труда, их замечательных человеческих качеств.

Для того чтобы последовательно и обоснованно рассказать о пути большого художника, необходимо из очень многого выбрать самое важное, определяющее, подчас единственное, что может сделать понятным его жизнь и творческий путь. И надо описать условия и обстоятельства, вызвавшие появление этого художника. "Таланты создавать нельзя, но можно создавать культуру, то есть почву, на которой растут и процветают таланты. Чем больше, шире и демократичнее культура, тем чаще появление таланта и гения. Один ученый назвал живопись итальянского Ренессанса "эпидемией гениальности", - пишет Генрих Нейгауз[2]. Да, только расцвет нашей культуры, только подлинный ренессанс науки и искусства, литературы и музыки в нашей стране могли породить такого чудесного артиста, как Святослав Рихтер.

В чем же особая сила воздействия рихтеровского искусства, в чем корни его потрясающего успеха и у самой широкой слушательской массы и у самых строгих знатоков? Дело в том, что история музыкального исполнительства знает не так много примеров столь интенсивного развития в одном художнике интеллектуального и эмоционального начал, сочетания яркости и глубины, артистичности и мастерства, монументальности и динамизма, виртуозного блеска и безупречного вкуса. Ведь даже в самом большом, в самом содержательном смысле слова определение "виртуоз" как-то удивительно не подходит к этому вдохновенному мастеру пианистического искусства!

Конечно, все эти разные и нередко противостоящие друг другу черты его художественного облика находятся в весьма сложном взаимодействии, которое в конечном счете определяет стиль и характерные особенности его исполнительства. Но ведь их и следует рассматривать как диалектически противоречивые слагаемые единого исполнительского целого. Искусство - всегда синтез, и познание его возможно только в единстве индуктивного и дедуктивного методов мышления.

Ставя своей задачей дать читателю разностороннее представление об одном из наиболее сложных и содержательных музыкантов-исполнителей нашей Родины, автор стремился охарактеризовать основы и особенности такого явления, которое можно с полной ответственностью назвать настоящим искусством настоящего художника.

Стремление именно к такому искусству было давним свойством русской художественной культуры. "Есть направление, - и оно родилось в глубочайших пластах русской души и русского народа, - направление, ищущее правды, в исполнительском искусстве, [...] каждому нормальному человеку свойственно предпочитать настоящее, неподдельное всему фальшивому и поддельному. Под этой художественной правдой следует подразумевать многое: тут и логика, прежде всего, тут единство воли, гармония, согласованность, подчинение деталей целому, тут простота и сила, ясность мысли и глубина чувств, и - будем откровенны - настоящая любовь и настоящая страсть", - говорит Генрих Нейгауз[3] Однако это нормальное и естественное свойство людей предпочитать настоящее часто таится неразбуженным, являясь лишь потенциальной возможностью их художественных стремлений. Человечество не всегда сразу и легко оценивает "скромное великое", порой временно предпочитая ему "эффектное малое". "Нет данных утверждать, что всегда и всюду "общественно звучит" лучшее и что все известное непременно качественно выше", - писал Б. Асафьев[4].

Способствовать отграничению подлинно прекрасного от внешней красивости, настоящего от иллюзорного, искусства от искусственности - одна из основных задач критика-музыковеда, ибо, к сожалению, еще далеко не всегда хорошее в искусстве имеет более широкий и длительный резонанс, чем плохое. "Хороший колокол звучит далеко, но плохой - еще дальше", - говорит мудрая поговорка финского народа.

Дать художественно правдивое, эстетически обоснованное, исторически объективное освещение значительного явления искусства - задача творческая. Известный вопрос пушкинского Сальери: как средствами анализа выразить эстетический синтез художественного явления, как "поверить алгеброй гармонию" - остается в значительной степени проблемным и по сие время. Анализ такого сложного явления искусства, как музыкальное исполнение, - одна из наименее разработанных проблем музыкальной эстетики, и опасности как объективизма, так и субъективизма подстерегают здесь критика на каждом шагу. В то же время, несомненно, тут требуется, кроме объективного знания и понимания художественного явления, еще и индивидуальная, так сказать, субъективная способность проникновения в творческий мир именно данного музыканта-исполнителя со всеми его неповторимыми особенностями - способность также художественная. Некоторые музыковеды "импровизируют "свои содержания" под аккомпанемент музыки [...]. Но под аккомпанемент музыки можно делать что угодно"[5]. Осветить объективную значимость искусства исполнителя и раскрыть, отстраняя произвол вкусовщины, свое субъективное отношение к нему - вот основная задача, стоящая перед исследователем исполнительского творчества.

Искусство Рихтера, представляя собой выдающуюся объективную ценность, в то же время глубоко специфично. Для проникновения в сущность этого искусства недостаточно его бесстрастно оценить, - надо еще внутренне ощутить его, взволноваться им, искренне полюбить его. Надо "пережить" это искусство. И только тогда оно встает во весь свой гигантский рост как явление эпохи, художественное "событие" столь же "весомое и зримое", как и сама большая жизнь нашего времени, породившая его.

В настоящий момент исполнительство Рихтера достигло зрелости и наивысшего подъема. Оно оказывает огромное влияние на развитие нашей пианистической молодежи. Оно вполне определилось и ставит множество эстетических проблем.

Осветить жизнь и деятельность большого артиста и, главное, заставить задуматься о творческих принципах его искусства - задача автора.

[1] Л. Оборин. Главное - человек. "Литературная газета" от 14 августа 1958 г.

[2] Г. Нейгауз. Об искусстве фортепьянной игры. Записки педагога. Музгиз, М., 1958, стр. 194.

[3] Г. Г. Нейгауз. Композитор-исполнитель. Сборник "С. С. Прокофьев". М., Музгиз, 1956, стр. 275.

[4] Б. Асафьев (Игорь Глебов). Музыкальная форма как процесс. Книга вторая. Интонация. Музгиз, М., 1957, стр. 59.

[5] Б. Асафьев. Цит. соч., стр. 98.