Главная
Публикации
Книги
Статьи
Фотографии
Картины
Биография
Хронограф
Наследие
Репертуар
Дискография
Записи
Общение
Форум
Гостевая книга
Благодарности
Ссылки

Статьи

Опубликовано: 20.08.2006

Автор: Вера Горностаева

Заголовок: Святослав Рихтер

В человеческой жизни трудно определить в точном процентном выражении, что зависит от самого человека как творца собственной биографии. Но безусловно одно: решения, которые принимаются им на разных поворотах жизненного пути, его поступки в очень большой степени предопределяют, как сложится в конечном счете его судьба. Есть жизни прекрасные, как жизнь Чехова, которые как бы несут в се­бе определенный духовный заряд. Порой внешне совершенно спокой­ные, лишенные драматических событий, они дают нам примеры огром­ной нравственной силы, постоянной и каждодневной борьбы за свое право быть человеком, самому лепить свою биографию, владея судь­бой, как скульптор владеет мрамором, умея отбросить все лишнее, ненужное, суетное. «Сколько надо отваги, чтоб играть на века...». Сколько надо отваги, чтобы не дать себя засосать обстоятельствам, не изменить себе, не разменять свои духовные ценности на себялюбие, самовыражение, борьбу за жизненные блага. Дар быть Человеком выше любого профессионального таланта. В искусстве исполнитель, наделенный этим даром, становится для своего поколения не просто знаменитым артистом, но и властителем дум.

О Святославе Рихтере написано очень много. И вместе с тем очень мало о том, что определяет эту на редкость последовательную, жи­вущую своими законами биографию подлинного художника.

Одно слово необходимо, когда рассказываешь о нем: бескорыстие. Во всем, что делает Рихтер, всегда поражает полное отсутствие утили­тарных целей. Студентом Московской консерватории он переиграл вместе с Анатолием Ведерниковым на собраниях студенческого круж­ка всю симфоническую литературу (в четырехручном переложении). Собраний научного студенческого общества состоялось около ста. Больше такого в истории консерватории не случалось. Об этом вспо­минают до сих пор. Ставят в пример. Говорят: «Вот общественная работа!» А ему было просто интересно. Важно. Необходимо. И он вовлек всех, своей энергией заразив остальных. Нейгауз как-то сказал о нем в классе: «Слава играет лучше вас всех не только потому, что он одареннее. Но еще и потому, что он хочет больше вас всех!»

Способность Рихтера работать не укладывается в рамки обычных представлений о норме. Здесь, как мне кажется, проявляется неистов­ство, размах темперамента, отличающего Рихтера-художника. Бывали периоды в его жизни, когда он постоянно занимался ночами: дня не хватало. Как-то в Ленинграде после превосходного концерта он, на­скоро поужинав, пошел в Малый зал филармонии и занимался там до трех часов ночи. А в десять утра следующего дня уже сидел за роялем. Такие случаи для него не исключение.

Когда я сталкиваюсь с этим изнуряющим, бесконечным, рассчитан­ным на железную выносливость трудом, мне почему-то всегда прихо­дит в голову сравнение с Прометеем, добывающим людям огонь. Его неудержимость в работе поражает. И при этом какая страсть к совер­шенству, какая гениальная, точная режиссура целого! Словно его за­ставляет работать неутолимая жажда высказать то, что он слышит внутри себя. Все эти огромные миры, которые он носит в себе, требу­ют выхода, воплощения...

Интересно обратиться мысленно к прошлому и вспомнить совсем еще молодого Рихтера, дающего свои первые сольные концерты в Большом зале Московской консерватории. Вспомнить гигантский масш­таб программ, сыгранных им в те годы, стихийную мощь его дарова­ния, проявляющуюся во всем, что он играл.

Тогда, в те далекие годы, всех нас ошеломляла в его игре внут­ренняя сила и абсолютная непохожесть на все известные доселе эта­лоны. Мы еще не знали его. Мы открывали его для себя. Но было ясно одно: в концертную жизнь входил огромный художник.

Сейчас, когда он знаком и дорог нам всей неповторимостью своего артистического облика, мы относимся к нему иначе. Мы узнаем по первым же звукам характерные очертания его исполнительского по­черка. Мы никогда его ни с кем не спутаем, потому что он на редкость индивидуален. Четко отшлифованы грани его собственного стиля. Наступила зрелость. И на смену юношеской дерзости, поистине демо­ническому темпераменту молодого Рихтера, пришло аскетическое са­моограничение. Он укротил бури, клокотавшие в нем, и подчинил их своей дирижерской воле. Стали поистине бесконечными звуковые гра­дации фортепиано. Беспредельно обогатилось его искусство...

Я не знаю пианиста, который совмещал бы с концертной деятельностью солиста столько различных форм музицирования. Постоянный, в течение многих лет, ансамбль с Н. Дорлиак, выступления с Д. Шаф­раном, Д. Ойстрахом, Д. Фишер-Дискау. Потребность в камерном музициро­вании никогда его не покидала. Но, главное, на каком художественном уровне все это происходит! Ведь каждый концерт неизгладимо запе­чатлен в памяти, и не хватает слов, чтобы передать совершенство этого искусства. Что им руководит в его желании аккомпанировать, участвовать в ансамблях? Я думаю, что просто он очень любит музыку. И ему мало одной лишь фортепианной литературы. Он слишком бога­то одарен, чтобы замкнуться на чем-нибудь одном.

Рихтер любит многое: живопись, литературу, оперу, театр. Любит активно и страстно. Отдыхая от игры на рояле, он ходит в театр и в полутьме пустого зрительного зала сидит и слушает репетицию. Он очень любит маленькие домашние спектакли, которые разыгрываются в его квартире. К нему в гости приходит много артистической моло­дежи. Это гостеприимный хозяин открытого для многих дома.

У него хватает времени и энергии на удивительные, с утилитарной точки зрения, поступки. Например, устраивать у себя дома художест­венные выставки. Самому развешивать картины, заботясь об освеще­нии, при котором они больше всего выиграли бы, подготавливая свою самую большую комнату и обстановку в ней таким образом, чтобы все соответствовало духу картин; внося в то, что он делает, свой вкус, темперамент; приглашая затем на осмотр этой выставки, ведя по ней каждого, кто приходит (а их много), комментируя, наблюдая за впечат­лениями, которые производят картины на гостя.

Рихтер — человек, мышление которого совершенно не задето штам­пами времени. Оно вне заученных категорий, и именно потому оно свободно и естественно. Его вкус безошибочен, как и абсолютный слух музыканта. В общении с ним немыслимы пошлость, вульгарность. Он умеет игнорировать как нечто чуждое и неинтересное все прояв­ления суетности в человеке. Может быть, именно поэтому при нем совершенно невозможно злословие. Течение разговора, который пока­тился в это русло, непременно будет изменено его незаметным, но влиятельным вмешательством. Очень характерная особенность Рихте­ра — умение использовать свой громадный авторитет во имя добра. Можно вспомнить много примеров конкретной помощи Рихтера моло­дым талантливым музыкантам, которые сталкивались с какими-либо трудностями на своем артистическом пути. Помощи активной, настой­чивой, упорной. В тесной связи с этой чертой характера и другая: все люди, которые когда-либо сыграли свою добрую роль в его судьбе, отмечены его душевной щедростью, его теплотой, его пожизненной благодарностью. Он не забывает добро.

После смерти Генриха Густавовича Нейгауза, ровно год спустя, Свя­тослав Рихтер играл в Большом зале сонаты Бетховена и, верный себе во всем, не разрешил напечатать в афишах «Вечер памяти Г. Г. Нейгауза». Было ясно и так. Настроение этого концерта было неповторимым по своей значительности. Каждый, кто сидел тогда в зале, не мог не почувствовать, что это особый концерт, что не нужны никакие объяв­ления в афишах. Казалось, учитель незримо присутствует на концерте своего любимейшего ученика...

А спустя несколько лет я была приглашена на квартиру Рихтера 12 апреля, в день рождения Г. Г. Нейгауза. Этот вечер тоже не назы­вался «памяти Нейгауза». Рихтер собрал у себя его учеников. На рояле стояли цветы и фотографии Генриха Густавовича различных периодов жизни. Слушали пластинки Нейгауза. Потом Рихтер читал нам отрывки из неоконченной автобиографии Генриха Густавовича. Разговор неволь­но возвращался к вечно живой для нас теме — мы вспоминали многое, связанное с жизнью класса, с личностью нашего учителя. Я не помню, когда мы разошлись, но у всех осталось ощущение сокровенного об­щения, связанного с памятью очень дорогого нам всем человека. Все настроение этой встречи, с самого начала невольно подсказанное Рих­тером, заставило всех нас пережить что-то очень серьезное...

В его решениях и делах всегда проявляются точные и никем не навязанные жизненные критерии. Только так, и никогда иначе. Именно это неизменное следование внутреннему голосу долга определяет логику его поступков. Когда Рихтер отплывал в Японию, в порту его провожали педагоги из музыкальной школы рыбаков. Он дал им обе­щание на обратном пути встретиться с учениками школы и выступить для них с бесплатным концертом. Но шестнадцатичасовая качка на обратном пути так вымотала пианиста, что всем стало ясно — ни о ка­ком концерте и речи не может быть. А в порту уже встречали ребята, и вопреки всему Рихтер принял решение играть. И так всегда и во всем. Он хозяин своего слова, кому бы он ни дал его — ученикам Центральной музыкальной школы или Гнесинской десятилетки, студен­там консерватории или слушателям самых отдаленных городков. Он всегда выполняет свои обещания.

Что заставляет его быть таким? Откуда это бескорыстие, чистота и высота его искусства? Как ему удалось сохранить в себе этот Про­метеев огонь? Феноменальный талант музыканта в сочетании с огром­ной нравственной силой личности определили его жизнь, которая во всем была и остается бескомпромиссной жизнью художника, отданной служению людям.

“Люди искусства – герои социалистического труда”. Изд-во “Искусство”, М.: 1980


Вернуться к списку статей

Обновления

Идея и разработка: Елена ЛожкинаТимур Исмагилов
Программирование и дизайн: Сергей Константинов
Все права защищены © 2006-2024