Автор: Вера Горностаева
Заголовок: Интерпретируя романтиков
Говоря о таком значительном, сложившемся и зрелом художнике, как Святослав Рихтер, невольно пытаешься окинуть взглядом весь его артистический путь. Вспоминая и размышляя, понимаешь, что путь этот имеет свои этапы, отмеченные определенными и характерными тенденциями. В то же время, отличительные особенности каждого из этих периодов складываются в единую и глубоко последовательную линию. Поэтому и границы между периодами творческого пути можно провести лишь весьма условные. Удобно и естественно, анализируя, делить артистический путь пианиста на периоды: «раннего», «среднего», «позднего» Рихтера, так как есть существенная разница между «неистовым романтизмом» молодого Рихтера 40-х годов и законченным, сложившимся исполнительским почерком зрелого художника — Рихтера 70-х годов.
Но при этом весь творческий путь артиста подчинен своей неодолимой закономерности исполнительских тенденций, своему глубокому и своеобразному духовному миру; отмечен на всех этапах высотой художественного мышления и культуры, столь универсальной и всеохватывающей, что можно смело говорить о философском смысле интерпретаций Рихтера. Особенно когда идет речь о таких крупнейших представителях немецкого романтизма, как Шуберт, Шуман, Лист...
В интерпретациях Рихтера мы слышим искания эпохи романтизма, высоту немецкого идеализма, религию и философию XIX столетия. И рядом с этим бунтарский мятежный дух эпохи Sturm und Drang. Именно это последнее особенно запомнилось в раннем периоде исполнительства Святослава Рихтера. Бурный, демонический темперамент молодого Рихтера проявлял себя в незабываемых интерпретациях музыки Листа. Соната h-moll, Meфисто-вальс, «Погребальное шествие», «Годы странствий», Полонез E-dur, первый, второй и третий «Забытые вальсы», трансцедентные этюды...
Казалось, только в его лице Лист обрел, наконец, свой подлинный масштаб: интеллектуальный, философский, одновременно поражающий и глубиной мысли, и напряженностью драматизма, и поистине стихийным, пианистическим размахом. (Достаточно вспомнить неоднократно исполнявшийся Рихтером в конце 50-х годов цикл Восемь трансцедентных этюдов.)
Была еще одна особенность, отличавшая ранние рихтеровские интерпретации Листа. Для того, чтобы понять ее, надо внимательно вглядеться в характерные черты индивидуальности Рихтера, в тот особый склад его натуры, который многое помогает нам понять в его искусстве. Многогранной личности свойственна общая художественная одаренность, проявляющая себя в увлечениях различными искусствами. Увлечения эти настолько глубоки и постоянны, что сопровождают его всю жизнь, являясь той необходимой художественной атмосферой, которая невольно складывается вокруг него, питая и стимулируя его творчество. Речь идет не просто о хорошем знании того или иного искусства; знании, которое естественно предположить в человеке такой высокой общей культуры. Увлечения, о которых сейчас говорится, отличаются от обычного интереса к искусству у культурного человека. Речь идет об активном постижении, о страстном желании овладеть средствами того искусства, которое так притяги¬вает и влечет его к себе.
Одна из этих постоянных склонностей Святослава Рихтера — страстная любовь к театру, любовь, которую он пронес через всю свою жизнь. И так же, как увлечение живописью побуждало его писать картины, постоянно организовывать художественные выставки у себя дома, так и любовь к театру не только заставляла его присутствовать буквально на всех театральных премьерах (Москвы, Ленинграда и других городов мира, в которых предоставлялась возможность), но также еще и постоянно ставить у себя дома различные театральные спектакли, приглашая для этого артистическую молодежь, а иногда и лично участвуя в этих маленьких домашних постановках...
Легко представить, в какой степени знание театра и любовь к нему помогали ощущать молодому Рихтеру все театральное в музыке Листа. Разумеется, не «театрального штампа», а той подлинно высокой театральной драматургии, которую необходимо «чувствовать изнутри».
Очень характерная черта пианиста: полное отсутствие чувственной эмоциональности, столь распространенной среди большинства исполнителей, играющих романтическую музыку. Очищенная от налета чувственности, романтика Шумана и Шуберта обретает у Рихтера удивительное целомудрие и высоту. Чистейшая поэзия и лирика шубертовских и шумановских образов запоминалась в его интерпретациях как явление особенное, ни с чем не сравнимое. Наряду с этим поражал поистине исполинский масштаб шубертовского «Скитальца», который под руками молодого Рихтера приобретал подлинно прометеевскую мощь. Была в неистовом темпераменте «раннего Рихтера» титаническая сила, которую невозможно забыть, гипнотизировала она в те годы всех, слушавших его концерты...
И, может быть, именно поэтому в следующем периоде развития Рихтера — интерпретатора романтической музыки, по-видимому, наступила полоса новых тенденций. Думается, что большое значение для этого периода (назовем его условно «средний») имело глубокое увлечение творчеством Шуберта.
Это не означает, конечно, что ранее он не играл Шуберта, но столь много, как в 60-е годы, пожалуй, все-таки прежде не играл. Но очень интересно проследить, как на афишах 50-х годов привычное сочетание — «Шуберт — Лист» постепенно (к 60-м годам) уступает место целым «монографиям» Шуберта. Сонаты a-moll, G-dur, D-dur, A-dur, B-dur, Неоконченная соната C-dur, Allegretto c-moll, Klavier-stiicke e-moll, es-moll, Es-dur, C-dur, Марш и трио E-dur, 11 вальсов op. 18 a, лендлеры, экосезы, экспромты, музыкальные моменты, фантазия «Скиталец», Соната H-dur. Таков да¬леко не полный перечень играных в те годы произведений Шуберта. В этих шубертовских «монографиях» 60-х годов очень ясно проступают тенденция к созерцательным, углубленным образам, поиски интимных, камерных звучаний.
Говоря о Рихтере — интерпретаторе Шуберта, нельзя забывать, что в его репертуаре также и камерно-вокальный Шуберт. Циклы «Прекрасная мельничиха», «Зимний путь», частично «Лебединая песнь» неоднократно исполняются в концертах с певицей Н. Дорлиак. Естественно, что такое проникновение в мир шубертовских образов было глубоким и подлинным. В этом своем среднем периоде исполнительства Святослав Рихтер, на наш взгляд, шел к самоограничению, к аскетизму, к постижению все более утонченных и психологически сложных образов.
Рихтеровские интерпретации Шуберта в те годы стали целой исполнительской эпохой в сознании поколения музыкантов, настолько неповторим был высокий духовный мир Шуберта, воссозданный гениальным пианистом. Долгое общение с Шубертом, думается нам, оставило свой глубокий след в развитии Рихтера-музыканта. К Шуберту возвращается он постоянно, имея в репертуаре многие его произведения.
Постоянное тяготение к романтике вообще характерно для исполнительской биографии Святослава Рихтера. Нет возможности охватить в небольшом очерке даже все произведе¬ния романтической музыки (Шумана, Шопена, Мендельсона, Грига и т. д.), которые имеются в его огромном репертуаре и к которым он возвращается неоднократно на протяжении своей концертной жизни. Можно только лишь коснуться отдельных его исполнительских интерпретаций, считая их в чем-то для него наиболее характерными.
Так, в позднем периоде исполнительства Святослава Рихтера шумановские циклы «Симфонические этюды» и «Пестрые листки» хочется отнести к шедеврам исполнительского искусства. В этих интерпретациях «позднего» Рихтера, на наш взгляд, нашли свой синтез лучшие черты раннего и среднего периодов. В цикле «Пестрые листки» Рихтер раскрывает психологическую углубленность образов позднего Шумана, мир тончайшего лирического созерцания. Вместе с тем чистота и высота музыки Шумана сочетаются в интерпретации пианиста с драматическим напряжением, стихийным размахом и дирижерской волей.
Гигантское полотно «Симфонических этюдов» (Рихтер играет все вариации Шумана, вместе с позднее написанными пятью дополнительными этюдами) приобретает в его исполнении воистину «симфонический» масштаб, сохраняя при этом камерную интимность и утонченность, как бы акварельность поэтических образов. И опять трудно переоценить значение так называемой «концертмейстерской» деятельности Рихтера. Камерно-вокальные циклы Шумана «Любовь поэта», «Любовь и жизнь женщины» (так же, как и вокальный Шуберт) исполнялись им неоднократно с Н. Дорлиак. В репертуаре Рихтера такие произведения, как Квинтет Шумана, его Скрипичная соната, скрипичные дуэты Шуберта и т.д... Тема Рихтер-ансамблист мало освещена в музыкально-критической литературе, хотя, безусловно, представляет огромный интерес для изучения творчества этого уникального артиста.
Нам думается, что помимо феноменальной одаренности Святослава Рихтера, делающей для него возможным амплуа и солиста, и ансамблиста, и концертмейстера, причина этой универсальной музыкально-исполнительской деятельности лежит в потребности горячего и активного участия во всем том, что он по-настоящему любит. Ему не хватает одного лишь знания того или иного искусства, ему необходимо овладение средствами его. Еще со студенческих лет, когда ему было мало «знать на слух» симфоническую литературу, и понадобилось организовать постоянное четырехручное исполнение (в консерваторском НСО) почти ста симфоний различных авторов. И на протяжении всей жизни ему мало одной лишь фортепианной музыки. В юности он работает концертмейстером оперного театра. В зрелости он увлекается дирижированием. Снова и снова возвращается к различным видам ансамблевой музыкальной литературы — скрипичной, виолончельной, вокальной, постоянно обновляя свой и без того грандиозный музыкальный репертуар. Это всеохватывающее постижение музыки, свойственное Рихтеру, находит свое проявление и в поздних записях совместно с Фишером-Дискау вокального цикла Брамса «Прекрасная Магелона». И так же как трудно разделить Рихтера — интерпретатора вокальных циклов Шуберта и Шумана от Рихтера — интерпретатора фортепианной музыки Шуберта и Шумана, так для нас неделимой является интерпретация музыки Брамса Рихтером, в каком бы амплуа он ни выступал: аккомпанирует ли он Фишеру-Дискау вокального Брамса, выступает ли как солист в брамсовском Концерте B-dur с симфоническим оркестром, исполняет ли он скрипичные сонаты в ансамбле с Давидом Ойстрахом или играет в своем сольном концерте фортепианного Брамса. Сумрачное, трагическое напряжение 1-й темы Скрипичной сонаты d-moll с его «ползущими туманами» так же незабываемо в исполнении Рихтера, как царственная поступь первых аккордов фортепиано в В-durном Концерте Брамса. А лирически сокровенные, как бы «рассказанные самому себе» поздние интермеццо Брамса (ор. 116, 119) перекликаются с иными песнями цикла «Прекрасная Магелона», продолжающими линию немецкой лирики, идущую от Шуберта к Малеру... Заканчивая маленький очерк о Рихтере — интерпретаторе романтической музыки, заметим, что Святослав Рихтер — явление, трудно укладывающееся в рамки какого-либо очерка. Писать о нем очень сложно. Постоянно ощущаешь упрощенность и узость высказанного... Кроме того, рассматривать какую-либо одну сторону гигантской исполнительской деятельности пианиста невозможно, не обращаясь ко всей личности Рихтера — Художника и Человека. А это уже отдельная и, может быть, самая важная тема во всей музыкально-критической литературе, посвященной крупнейшему пианисту XX столетия. Опубликовано в журнале «Советская музыка» № 7, 1975
|
