Автор: Дмитрий Журавлев
Заголовок: Успевал слушать, смотреть, запоминать...
Еще в начале нашего знакомства я слышал о том, что Святослав Теофилович занимается целыми днями, а потом он и сам рассказывал мне, что, для того, чтобы быть «в форме», ему необходимо играть минимально 3-5 часов день.
По сей день меня поражает, как велико в нем чувство ответственности и требовательности к самому себе! Он сердится, если ему говорят: «Вы же так недавно исполняли это произведение, что можете его сыграть с закрытыми глазами»...
– Вот вы и играйте с закрытыми глазами! А я должен готовиться каждый день...
Его скромность невероятна. Он никогда никому не рассказывает о своих успехах, победах, триумфах. Как высшую оценку можно иногда услышать: «Кажется, в этот раз что-то получилось»...
Его жизнь, насыщенная интересными поездками в разные страны, встречами, яркими впечатлениями, успехом, овациями, на самом деле тяжела и сложна: бесконечные занятия, репетиции, концерты, переезды с места на место... Зачастую нет времени ни отдохнуть, ни оглядеться.
Вот пишет он нам из Перуджии:
«...Италия прекрасна, только у меня нет времени, как всегда».
Еще письмо из Италии:
«Последние дни у меня очень напряженные из-за трудных программ. Поэтому совсем нет времени что-нибудь смотреть... Вчера играл в Риме концерт Грига. Завтра играю советскую программу, а послезавтра возвращаюсь в Милан...»
Из Виченцы:
«Выскочив из московских сумасшедших концертных событий, продолжаю это занятие на итальянской земле. Столько же часов в день прикован к стулу. Очень томительно, но ничего не поделаешь! Виченца – чудо! Приехал за час до концерта и сразу же после – назад. Публика весьма экспансивна...»
Письма из Франции:
«Спасибо за телеграмму – она как раз пришла вовремя. И я все-таки не провалился на своем концерте (хотя было похоже, что это случится). Завтра я опять играю в Париже. Се ля ви артистик!..»
Из Монте-Карло:
«Вот оно, то место, которое описал Достоевский. И представьте – здесь я делаю записи. Город роскошный и безвкусный. А записи выматывают до полного изнеможения...»
Из Австрии:
«...Опустевший Зальцбург (вчера кончился фестиваль). Я начал записывать «Симфонические этюды» в том самом дворце, который вы видели в проекции на стене в праздники.
Здесь тихо, сыро, часто льет дождь. Но часто также светит солнце. Горы то скрываются, то показываются...
Шуман архитруден на записи (в пять раз труднее, чем на концерте).
Мой август был полон разнообразия. После югославской македонской поездки мы очутились в Ментоне.
В середине месяца концерт в Люксембурге, в маленьком опрятном городке Вильтце с замком. Путешествие через Мюнхен, Инсбрук и вот Зальцбург... Целый месяц играть в присутствии микрофона – ужасно!..»
Тремя неделями позже:
«...Я вместо звезд все время вижу ноты (а слышу фальшивые, которые надо исправлять).
Самое трудное, как всегда, это быть прилежным! Тут все время приходится идти поперек себя (в особенности тем людям, которые от природы влюблены в лень). Ну, не буду жаловаться, а буду надеяться на лучшее...»
И только изредка промелькнут такие строки, как вот эти, написанные из Азоло, где родилась и похоронена Элеонора Дузе:
«...Здесь так хорошо, что описать невозможно! Провожу время прекрасно, как новорожденный. А потом еще очень весело и легко.
Мы знакомы со всей деревней, и какие здесь милые люди... Дом Элеоноры сейчас ремонтируется: мы были на могиле, которая находится на монастырском кладбище, изумительно красивом, с видом на Азоло. Если бы вы все это видели...
Сижу у окна в сумерках: через узкую улицу вижу высочайшую церковную башню. В этот момент она громко звонит. Можете мне завидовать...»
И несмотря на огромный труд, творческая энергия этого человека настолько велика, что он успевает слушать, смотреть, запоминать и потому необычайно увлекательно обо всем рассказывать.
Но еще немного о Рихтере-музыканте.
Я не могу не восхищаться одним из замечательных его качеств: творческой щедростью, с которой он относится к молодым музыкантам.
Услышав однажды молодого, талантливого скрипача Олега Кагана, Рихтер предложил ему сделать вместе программу. Содружество это закрепилось, и от программы к программе мы ощущаем, как совершенствуется мастерство Кагана, как обогащается его творческий мир.
Страсть открытия для других новой музыки положила начало совершенно уникальному, с моей точки зрения, содружеству великого артиста с группой молодых музыкантов. Рихтеру хотелось сыграть в Москве камерный концерт австрийского композитора Альбана Берга. Первая попытка с опытными солистами-духовиками оказалась неудачной. При общей загруженности не хватало времени на репетиции. Рихтер считал, что исполнение не состоялось. Но не такой он художник, чтобы успокоиться. Он должен был показать музыкальной Москве настоящего Альбана Берга. И вот возник ансамбль: Святослав Рихтер, Олег Каган и молодые студенты и аспиранты консерватории во главе с превосходным дирижером Юрием Николаевским. Начались репетиции. Собирались, главным образом, в квартире Святослава Теофиловича. Репетировали по много часов подряд. Потом все дружно пили чай, заботливо приготовленный хозяйкой дома Ниной Львовной. Удивительной была атмосфера этих встреч! Ни тени менторства со стороны мэтра, ни тени скованности со стороны молодых. Царила атмосфера делового, творческого содружества.
Концерт Берга имел огромный успех. А двенадцать юношей и одна девочка-флейтистка за это время стали членами своеобразного музыкального братства.
Эта программа была сыграна не только в нашей стране, но и за рубежом: в ГДР, Франции и в Греции.
«Мальчики наши не подкачали! – писал позже Рихтер. – Семь тысяч зрителей слушали как один!..»
Вслед за Бергом, Рихтер приготовил с теми же молодыми музыкантами ряд интересных программ: сонату Брамса для кларнета (Анатолий Камышев) и фортепиано, Хиндемита – для фагота (Андрис Арницанс) и фортепиано, для трубы (Владимир Зыков) и фортепиано.
Еще позже – новое чудо: Ваковский ансамбль!
Святослав Рихтер, Наталия Гутман, Олег Каган, две флейтистки и молодые «струнники» под управлением Ю.И.Николаевского приготовили четыре концерта Баха: для фортепиано с оркестром, для скрипки с оркестром, для фортепиано и двух флейт и пятый Бранденбургский концерт. И опять многочасовые репетиции, огромная, кропотливая работа и в результате – триумфальное выступление в Большом зале консерватории.
В Бранденбургском концерте есть довольно большая и сложная каденция, о которой Рихтер говорил: «Играем, играем все вместе, а потом остаешься один – так страшно!..» Помню впечатление, произведенное на меня тем, что произошло с маленьким оркестром во время исполнения каденции. Как только началось соло фортепиано, все замерли и, не дыша, мысленно как бы «проиграли» всю каденцию вместе с Рихтером. Глядя на них, я думал: «Если бы великий скульптор мог сейчас оказаться здесь, вероятно, появилась бы прекрасная скульптурная группа «Музыка»!
Май 1980 года. Конец музыкального сезона. Казалось бы, никаких событий в музыкальной жизни не предвидится. Рихтер в это время усиленно занимается – готовится к поездке по Украине и к большому заграничному турне: учит новую сонату Бетховена, репетирует с Квартетом Бородина «Forellenquintett» Шуберта.
Каждую новую программу он старается обыгрывать в закрытых концертах – в музыкальных школах, музеях и, конечно, дома...
Я очень люблю эти «репетиционные концерты», стараюсь не пропускать их. Люблю волнение юных музыкантов, сидящих в зале, их сияющие лица...
В этот раз репетировалась шубертовская часть программы. Она была сыграна в музыкальной школе, в Концертном зале Знаменского собора, в Музее изобразительных искусств имени Пушкина на Волхонке, а перед этим – дома.
Я уже говорил, что есть в Москве чудесный дом, который мы называем «дом Рихтеров». В нем, несмотря на огромную занятость его хозяев, мы проводим много счастливых часов. И вот, 31 мая мы были приглашены на домашнюю шубертовскую репетицию.
Слушателей было человек двадцать, но присутствовали мы на концерте, который мог быть украшением самого блестящего Концертного зала. Все было обставлено так, как если бы мы там и находились. Музыканты из Квартета Бородина во фраках, Рихтер в смокинге. Играли без всяких скидок на домашнюю обстановку и малое количество публики.
Я не раз слышал гениальный квинтет Шуберта в очень хорошем исполнении, но здесь было нечто неожиданно новое. Участники квартета прониклись рихтеровским прочтением Шуберта, и он зазвучал необычайно свежо, невероятно по разнообразию красок. Исполнители в этот вечер, казалось, были охвачены тем редчайшим чувством, какое называется вдохновением.
Когда 2 июня эта программа была сыграна в Музее изобразительных искусств на Волхонке, все повторилось с еще большей силой.
| 
