Stranger писал(а):Считаете ли Вы Рихтера "объективным" или "субъективным" пианистом, и почему?
Затронута важная, серьезная, принципиальная и интересная тема.
Ответом на поставленный вопрос может быть целая исследовательская работа.
Не дерзну дать исчерпывающий ответ, но все же выскажу некоторые мысли. Возможно, это будет несколько сообщений…
Прежде всего трудно дать четкое определение “объективности” в области музыкального исполнительства. Сразу сделаю оговорку, что на полноту и законченность своих определений не претендую. Также, возможно, где-то придется выйти за рамки предложенной темы.
Любопытно, могут ли сами композиторы однозначно сказать, кто исполняет их произведения объективно, а кто привносит нечто от себя? Или так: если кто-нибудь играет их произведения не так, как представляют себе это они, то так уж это плохо? На последний вопрос, думаю, можно дать ответ: нет, иные и содержательные прочтения допускаются, причем самими авторами. Пример. Известно, что свою 6-ю Сонату Прокофьев впервые сыграл в одном музыкальном московском доме, и студент Святослав Рихтер переворачивал ему странички. Тут-то он решил для себя, что обязательно будет играть эту замечательную сонату. В исполнении автора она затем прозвучала на радио, но в концерте он ее не исполнил. Первым ее исполнителем в БЗК стал Рихтер, игравший во втором отделении концерта, в первом отделении которого играл Г.Г.Нейгауз. Известно, что после исполнения Прокофьев громко произнес: “И так тоже можно играть эту сонату!” (не ручаюсь за точность цитирования). Совершенно очевидно, что это “и так” прозвучало как одобрение. Но считал ли автор исполнение “объективным”? – Трудно дать ответ по прошествии стольких лет.
Много лет тому назад Рихтер дал интервью, в котором он рассказывал о своем видении исполнения начала Сонаты Листа (записано на RUSSIAN MASTERS-05) и об исполнении 2-го Концерта Рахманинова. В частности, там он говорит, что именно Зандерлинг согласился, чтобы в начале именно солист был ведущим. Другие дирижеры, с которыми он играл этот концерт, этому “бешено сопротивлялись” (СР) . Журналистка, бравшая интервью, спросила, как это звучит в авторской записи. Святослав Теофилович ответил: “Одно дело – Рахманинов написал, а другое дело – Рахманинов играет!” Кто же играл этот концерт “объективнее” – Рихтер или Рахманинов? Думаю, “объективнее” – Рихтер, а уж интереснее – бесспорно он. При этом сознаю, что на первый вопрос, не будучи профессионалом, не могу отвечать квалифицированно, но “нутром” чувствую.
Вспомним теперь цитируемые Рихтером слова Зандерлинга, прозвучавшие в фильме Монсенжона: “Он не только хорошо играет, но и хорошо читает ноты!” Ведь действительно, в нотах все написано. После их опубликования автор не вполне может претендовать на истину в последней инстанции, на то, что именно он и никто другой до конца проник в суть своего произведения. Безусловно, он претворял некий замысел, но где гарантия, что созданное не вышло из-под контроля и не превзошло этот замысел? - Такой гарантии нет! Мне вспоминается прочитанный мною еще в начале 70-ых очерк Ромена Роллана, посвященный великой Сонате Hammerklavier. В те годы его мысль показалась мне смелой: он не верил, что Бетховен был сам на уровне своего шедевра, что до конца не осознавал, что же вышло из-под его пера! Нам трудно об этом судить, но сейчас я склоняюсь к мысли, что прав был Р.Роллан. Для осмысления такого необыкновенного и необъятного произведения нужны были десятки лет, столетие с кусочком! Нужно было, чтобы аудитория созрела для должного осмысления и переосмысления, и исполнитель подоспел к этому времени.
Есть честные исполнители, правильно играющие текст, но у которых звучит как-то однообразно, без внутреннего горения, но вместе с тем добротно. Таким для меня является, например, В.Кемпф. Его исполнение не поражает, не потрясает (меня), но оно объективно. Кратко (но исчерпывающе ли?) можно было бы “объективным” исполнителем называть того, кто строго следует авторскому тексту. Но играть текст правильно, но бездушно – это убивать музыку. Ведь что-то отличает исполнителей, что-то одних делает особенно любимыми, а других – менее. Умение проникать в глубины текста, в сущность произведения, которая, возможно, открывается не сразу, а со временем, с взрослением общества, - вот сверхзадача, доступная единицам. Здесь уже произведение мыслится, возможно, не само по себе, а в контексте высоких духовных достижений в различных областях человеческой деятельности. Не каждый музыкант ставит перед собой задачу такого масштаба, а если и ставит, то не обязательно успешно решает. Для меня единственным исполнителем, отличавшимся абсолютным проникновением в суть музыки, бережно относившимся к авторскому тексту, но при этом умевшим вдохнуть жизнь в исполняемые произведения, сообщить им мощный творческий импульс, быть как бы новым творцом ранее сотворенного, был и остается Святослав Рихтер! В каждом его прочтении ощущаешь результат потрясающего единства – гениальный автор, гениальный мыслитель-исполнитель и честность в искусстве у обоих.
Хочется вспомнить трогательный рассказ Валентина Берлинского о совместной их работе над Квинтетом Брамса. Святослав Теофилович, в частности, сказал по поводу исполнения репризы: “Как мы, простые смертные, можем выбросить два такта, написанные гением!”
Очень много лет тому назад по телевидению был показан концерт Святослава Теофиловича с бородинцами, в котором они исполнили Квинтет Шостаковича. Вскоре после этого он ответил на пару вопросов по поводу этого концерта, что было передано по радио. Был задан вопрос, что вот де они что-то новое внесли в этот квинтет и он как-то особенно прозвучал… Святослав Теофилович изумился – как они могли что-то привнести, ведь Шостакович написал (все нужное)!
Вместе с тем вспоминается мой разговор с одним хорошо известным и ныне здравствующим пианистом (имя его называть считаю некорректным), состоявшийся в далеком 79-ом году. Я спросил о его отношении к любимому мной исполнению Сонаты Гайдна (Sonata No.59 in E-flat, Hob.XVI:49, 14/10/61 - Paris - Live). Ему оно тоже нравилось, но он сказал, что Рихтер в первой части позволяет себе вольности, но что критика в таких случаях пишет о “точном следовании авторскому тексту”. Мне трудно судить об этом, не будучи музыкантом. Могу только сказать, что Рихтер исполнил сонату в том концерте очень свежо и убедительно, что слышно даже в записи. Много лет спустя мне пришлось слушать эту же сонату у моего собеседника. Исполнение, безусловно, было интеллигентным, но восторга не было. К слову сказать, в первой части он вообще забыл текст в одном месте, и ему пришлось играть совсем не гайдновскую, а на ходу придуманную музыку, но, к счастью, вскоре он текст вспомнил, что принесло облегчение всем.
Итак, исходя из сказанного, из изучения записей и счастья слушания в концертах, могу сказать, что отношу Рихтера к “объективным” исполнителям, но выходящим за привычные рамки, являющимся сотворцом музыки, умеющим выявить глубинное, скрытое от иных даже хороших музыкантов, видящим сущность произведения и гениально ее являющим. При этом мне кажется, что искусство Рихтера все же выше такой классификации – “объективный”-“субъективный”.
А как же все-таки быть с романтиками? Тут действительно трудно быть “объективным”. А как с Бахом? – Но об этом как-нибудь позже.