
Известно, что Архимович учился в Московской консерватории у Флиера, а на последнем курсе (не помню, по какой причине) брал уроки у Г.Г.Нейгауза. Так вот, проходя однажды мимо класса, в котором занимался Нейгауз, он услышал мощные звуки – финал 3-го Скерцо Шопена. Он остановился, прислушался – фрагмент повторялся вновь и вновь – в том же темпе, в той же манере… Борис Александрович подумал, что кто-то из учеников Нейгауза готовится к конкурсу – а было это накануне Второго конкурса Чайковского. Он осторожно приоткрыл дверь… И чуть не сел от неожиданности – за роялем был Рихтер! Что-то пробормотав, выскочил в корридор… Жил Борис Александрович тогда у своего приятеля в знаменитом доме, где обитали московские знаменитости. “Жилец шестого этажа” (с) был из того же дома. Вечером, придя домой, Архимович рассказал приятелю о приключившемся с ним в консерватории. И вдруг звонок в дверь. Пошел открывать он, а не приятель. И снова потрясение – на пороге Рихтер! На этот раз в спортивном костюме. Пришел попросить соль, т.к. ему нужно было сварить пельмени, а Нина Львовна уехала. Тут уж они вдвоем с приятелем начали приглашать Рихтера к себе, пообещав, что пельмени сварят сами. Святослав Теофилович охотно согласился. Они просидели за полночь, разговаривая о музыке. Подробно Борис Александрович не рассказывал об их беседе, да и тяжело это было, наверное, сделать – тем было много. Говорил, что вспоминали о фа-диез минорной Сонате Шумана. Рихтер считал музыку замечательной, а вот тема первой части ему совершенно не нравилась. Мне же Борис Александрович сравнивал ее с песней из какого-то довоенного советского фильма: ”Крепи, моряк, дозор!”

Сразу хочу заметить, что тут возможны возражения со стороны знающих людей. Могут возразить, что Рихтер такого сказать не мог. Я передаю лишь то, что слышал. В каком-то из своих старых сообщений я уже приводил слова Наталии Гутман, объяснявшей, почему он не сыграл этот концерт.
Борис Александрович, разумеется, извинился за свое бесцеремонное вторжение днем, а потом спросил, почему Святослав Теофилович повторял один и тот же фрагмент вновь и вновь – и так ведь все было идеально. Маэстро ответил, что если он много раз проиграет какое-то трудное место, то оно у него остается готовым практически навсегда, нужно только очередной раз немного его повторить.
Не нужно объснять, насколько сильное впечатление произвел на Бориса Александровича тот вечер, когда великий Музыкант делился с ними, молодыми людьми, своими мыслями о музыке.