Исполнитель и произведение

Вера в исполняемое. — Творческое прочтение текста. — «Открытие» и «переоткрытие» произведения. — Отношение к авторскому замыслу. — Органическое и наносное. — Целое и детали. — Художественное качество произведения. — Артистическое достоинство. — «Любимое» и «нелюбимое». — Разнообразие репертуара. — Выбор репертуара. — Новое и старое. — Возвращение к старому. — Классическая музыка. — Романтика. — Концертные программы и планы. — Трудное и нетрудное.

- Самое важное — любить то, что исполняешь, и верить в то, что исполняешь.

- Необходима вера в сочинение, полное доверие к тому, что сочинение выражает и к а к оно написано. Без веры в сочинение нельзя хорошо сыграть его.

- К тому, что играешь, как и вообще к искусству, надо относиться с уважением. Иначе ничего не достигнешь.

- Каждый день, играя то или иное сочинение, надо искать в нем новое. Мало найти себя в произведении, следует еще открыть в нем нечто особое, неизвестное. Не всегда это получается.

- Не осовременивать умышленно сочинение, а больше вникать в его внутренний мир. Тогда оно и станет близким нам, современным.

- Надо исходить из характера произведения, быть верным его духу. Нельзя установить какой-либо канон, который был бы действителен для всех произведений. Для произведения, которое играешь, каноном может быть лишь само произведение.

- Прочесть, исполнить музыку, исходя из нее самой — вот, что важнее всего.

- То, что чуждо духу музыки, следует избегать. Вольности, как бы изобретательны они ни были, к добру не приводят.

- Надо верить в автора и верить... в себя.

- Не приемлю, особенно в классике, каких-либо изменений, добавлений, фактурных переделок, облегчений. Они лишь ухудшают дело.

- Выражать надо раньше, чем поражать.

- От исполнителя я жду, что он откроет мне автора. Идеальный исполнитель — лишь зеркало автора.

- Если зарекомендовавший себя исполнитель берет какое-либо сочинение, то он тем самым утверждает его качество.

- И еще раз о том же: надо верить в произведение, верить в то, что исполняешь. Как только эта вера исчезает, произведение сразу же тускнеет, а то и вовсе проваливается при исполнении.

- Вот слушал я в Вене оперу Альбана Берга «Лулу». С какой любовью и верой было все сделано артистами. Как было бы хорошо, если бы в каждое исполняемое произведение, пусть даже самое что ни есть известное, вкладывалось бы столько веры и стремления выжать из него все, что только можно. Как жалко, что так не подходят к классике. Почему-то часто лишь наполовину проявляют себя в тех произведениях, которые уже опробованы и не нуждаются в поддержке. Все должно исполняться как будто впервые.

- Я — существо «всеядное» и мне многого хочется. И не потому, что разбрасываюсь. Просто я многое люблю и меня никогда не оставляет желание донести все любимое мною до слушателей.

- К сожалению, не в человеческих возможностях сыграть все хорошее, что написано для фортепиано.

- Исполнитель одновременно и музыкант, и артист а это далеко не всегда одно и то же. Есть множество сочинений, которыея люблю слушать и высоко ценю, но у меня не возникает желанияиграть их. Тогда как другие сочинения, быть может, и не всегда свойственные моему мироощущению, привлекают меня, заставляют взяться за них. Это — влечение артиста, потребность перевоплощаться, раскрыть еще один новый для себя образ...

- Я не могу судить, как другие, сразу о новых вещах. Не приемлю, ненавижу поверхностные мнения и оценки.

- Меня очень интересуют новые сочинения. Но, к сожалению, до них не доходят руки; на все не хватает времени.

- Мы слишком привыкли к тому, что на основе старого, познаем новое. А следовало бы еще добавить — исходя из нового, познаем старое.

- Путь исполнителя можно сравнить с движением не по прямой, а по спирали. И порой возвращение к старой вещи, давно не игранной, ее переосмысление может принести больше радости, чем работа над новой.

- Вы спрашиваете, почему романтиков играют все меньше и меньше? Объелись, да, объелись. К тому же, играют романтику так плохо, что привили к ней нелюбовь у публики. А по существу публика любит романтику. И, между прочим, публика в конечном счете всегда права, хотя и страдает недостатками; у публики память очень коротка.

- Раньше (сказано в 1969 году. — Я. М.) стремился играть как можно больше вещей и менять как можно чаще концертные программы. Теперь поступаю по-иному.

- Я не люблю говорить о своих планах. Предпочитаю говорить только о том, что уже мною сделано. Это не значит, что у меня нет замыслов на будущее. Но само слово «план» не совсем точно отражает существо дела. И к тому же я суеверен. Многое меняется на ходу. Как нет двух одинаковых произведений, так нет и не может быть двух одинаковых путей, которыми они входят в жизнь музыканта. К примеру, концерт Дворжака, издавна мною любимый, не оставлял меня в покое в течение нескольких лет. А какие-то другие замыслы мне удавалось реализовать сразу, иногда буквально за несколько дней до концерта.

- Учу сейчас (сказано в ноябре 1973 года—Я. М.) Наmmerklavier-сонату. Это один из тех трех китов (Hammerklavier, Вариации на тему Паганини, Второй концерт Прокофьева), которые я давно собирался выучить, но так и не осуществил задуманного.

- Самые трудные композиторы — это те, которых в данное время играешь. Но для меня, пожалуй, всего труднее Моцарт и Шопен — из западных, Рахманинов — из русских. Совсем по-особому, чрезвычайно труден Шостакович. Прокофьев — тот гораздо проще, его играть и удобнее, и легче.

- Я уверен, что таких авторов, как Регер и Шимановский не играют потому, что они очень сложны. Мне вспоминаются «Вариации на тему Баха» Регера. Их как-то хорошо сыграл Генрих Густавович. Сыграл всего лишь один раз. А учил их, можно сказать, всю жизнь. Подумать только — учить много лет произведение, чтобы сыграть его всего лишь один раз!