Юрий Борисов. По направлению к Рихтеру: 1979-1983

Я узнал, что Рихтер не играет, концерты отменены. "Да, болен, - подтвердила Нина Львовна по телефону. - Но вы приходите... часиков в 9 проснется".

В 9 вечера я поднялся на шестнадцатый этаж и приложил ухо к стене: не было ни музыки, ни других признаков жизни. Нина Львовна встретила по-деловому: "Сейчас я разбужу".

Я не ждал ничего утешительного: скорее всего, не выйдет вообще. В лучшем случае попьет чай и опять отвернется к стене. Так он сам описывал свое состояние: "Лежишь, а перед тобой стена... и так хорошо".

Но дверь распахнулась с такой силой, что чуть не слетела с петель. Шаркнув каблуком, Рихтер облил всех одеколоном: "Дезинфекция! Чтобы никто не заразился депрессией!" Увидел мое растерянное лицо и состроил такое же, растерянное: "А выдумали, что я умер? Нет, я только посинел сквозной синевой!"

Предлагают играть трио Шостаковича. Я, конечно, не успею - его нужно долго учить. Пусть предложат Гаврилову. Ну и что, что он невъездной? Ах, невыездной... В идеале - это Гаврилов, Ростропович... А кто же на скрипке? Давид Федорович играл это трио с Обориным и Кнушевицким. Теперь они где-то в другом месте это играют...

Нет, вместо Ростроповича надо Наташу. Я слышал ее со Вторым виолончельным концертом. Что-то незабываемое... В финале человек бродит по лабиринту - хитросплетение дорожек. Кажется, вот нашел выход - нет, снова тупик! А в кульминации - вдруг Минотавр с головой быка. У меня такая картина от игры Наташи Гутман. Невероятное чувство формы... и темперамент!

Три самых любимых сочинения Шостаковича - это Восьмая симфония, Еврейские песни и трио. Восьмая симфония на самой вершине музыки. Это даже для Шостаковича отдельная планета. Сокрушает, переворачивает душу. Мравинский на такой же высоте, как и Шостакович. Они существуют друг для друга - как Гофмансталь для Рихарда Штрауса.

Прелюдии и фуги я играл - шестнадцать из двадцати четырех. Автор просил, чтобы я все выучил. Я уже покорился, но через D-dur'ную так и не переступил. Такой наив...

Очень люблю gis-moll'-ную - в духе Бородина. Вначале он в раздумьях по поводу своих химических опытов. А фуга - так это же его суфражистки ! Есть такое движение за избирательные права. Вот оно ширится, суфражисток все больше, но к концу они как-то киснут, редеют...

В а-moll'ной есть передразнивание Баха. Как будто нарочно... Но мне это нравится.

G-dur'ная фуга - наверное, "биомеханика" Мейерхольда. Я ее так себе представляю. Шостакович же был под влиянием... "Болт", "Нос" - одни названия чего стоят!

Вот прелюдии играть не хочу. Хотя две мне по-настоящему нравятся. Особенно h-moll'ная. Если делать параллель с Шопеном, то здесь опять все навыворот. Помните, какая h-moll'ная у Шопена? Поэтичнейшая... Северянин? Очень может быть. Или Берлинская Милочка. Как миниатюрная бонсаи, с изогнутым стволом. А что у Шостаковича? "Кондукторша" Самохвалова!!! Самохвалов из школы Петрова-Водкина. Вещь в своем роде, очень запоминающаяся. Женщина с фламандскими формами, половина лица вымазана медным купоросом. Почти что икона.

Я однажды наткнулся на такую. Это еще перед войной. Денег на билет не было, а она начала требовать. Пришлось соврать, что у меня концерт. Соврал, а она поверила. Наверное потому, что ноты были в руке.

Но что же делать с трио - учить или не учить?

Показывает ноты трио и демонстративно откладывает их в сторону. Вместо них открывает толстую книгу с закладками. Это - "Гоголь в жизни" В. Вересаева.

Вчера все время читал про Гоголя, и думал, что начало трио - ползущая болезнь. Болезнь звука? Когда у Гоголя плохо двигалась к голове кровь, он принимал ванны. Что делать мне? Выход один - стена!

Знаете, сколько я уже не играю? Три недели!

(Читает вслух).

"Когда я изъяснил доктору опасение насчет кофею, доктор сказал, что это вздор; что кофей для меня даже здоров и лучше, нежели одно молоко..." Так что давайте пить кофей, а еще лучше - какао!

Совершенно очевидная мысль: в его болезни и в моей что-то есть схожее. Вот все клокочет, бурлит, а потом в одночасье... Тррах! И как из шарика выпустили воздух.

(Продолжает читать).

Ага, вот самое интересное: "Посещавший Гоголя врач захворал и уже не мог к нему ездить". Это единственный способ поправиться - чтоб заболел доктор! Доктора - народ мистический, гофмановский. Сейчас появится доктор Миракль и положит на клавиатуру магнит.

У Гоголя смешно заканчивались все депрессии - он возбуждал в себе аппетит. Для этого просил нажарить ему котлет. А потом начинал тащить из них волосы, весело приговаривая: "Это у повара лихорадка, и у него повыпадали последние волосы!" Сам разражался смехом, а всем вокруг было уже не до смеха.

Во второй части трио - путешествия. Чемоданы, чемоданы...

Вот Софроницкий - он любил дома сидеть, в последние годы стал почти затворником. О Лилиной - жене Станиславского - рассказывали, что домоседка была страшная. Актриса от Бога, но география ее не беспокоила. Я же чуть что - сразу на колеса! Как и Гоголь... Тот просто бесился без передвижений.

У меня скоро в Риме концерт. А я не знаю... Не самолетом же лететь - это так неинтересно. Ничего не видно!

Елена Сергеевна, "Маргарита", рассказывала, что Булгаков не сразу решил, что Мастер, Маргарита и Азазелло полетят над Москвой на конях. Сначала он думал о разных фантастических существах. Под впечатлением от работы в Большом театре - там шел балет "Сильфида". Попросил Елену Сергеевну собрать сведения о сильфах и сильфидах. Вот, что она сообщила Булгакову: "Те качества, которые отличают талантливых людей, происходят от их связи с сильфами. Но они плохо действуют на нервную систему".

Дальше пока не знаю... Третья часть трио - зарисовка Гоголя "Ночи на вилле". В Риме умирает его друг - граф Виельгорский. Шостакович скорбит по Ивану Ивановичу Соллертинскому... Вообще, фигуры Гоголя и Шостаковича чем-то близки. Не зря Шостакович написал две оперы на сюжеты Гоголя!

После того, как я нашел в Альтовой сонате тему из "Игроков", решил посмотреть эту оперу. Она показалась еще интересней "Носа"! Жаль, что кто-то остановил Шостаковича. Ну и что, что не было либретто? У Даргомыжского не было... Наверное, кто-то из друзей и остановил.

Про финал трио трудно говорить. Если продолжать "линию Гоголя", то совершенно ясно: он сжигает свои рукописи. Просит слугу молиться, молится сам. Исступленно.

С какой радостью я уничтожил бы свои записи! Почти все... Оставил бы не больше десяти. Старые мне все не нравятся. Только концерты Листа - хорошо, соната Листа (пиратская), концерт Шопена (ведь тоже пиратский!) и может быть... "Джинны" - но это не из-за меня - из-за Кондрашина! Вы что-то просите? Шестую сонату Скрябина? Пожалуйста, оставляйте, только надо фальшивые ноты исправить. Кто это будет делать? Скрябин? А как быть с кашлем? Назойливый, в самых неподходящих местах. А ведь лето стояло...

Что вам еще оставить? "Бабочки"? (Удивленное, кислое лицо). Ну, что ж, давайте торговаться.

Из последних записей - хорошо прелюдии Шопена из Японии, две пьесы Шумана "Ночью" и "Сновидения", его же новеллетты. Да, и концерт Грига! Все!!! В остальном - где-нибудь да есть брак. Когда буду уничтожать, молиться и не подумаю.

Трио кончается страшно: умирающий произносит свои последние слова. Эти слова очень важны, они почти все говорят о человеке.

Гоголь попросил лестницу.

Мои слова, конечно, никто не услышит.

Но надо ли думать о трио? Пусть обращаются к Гаврилову... И с Гоголем - это только догадки. Может, за этим трио стоит вовсе и не Гоголь, а... Пикассо?

Об Италии тоже лучше не думать. Когда должен быть концерт? Ну, вот так всегда: не буду успевать и полечу самолетом.